Поиск по творчеству и критике
Cлово "1761"
Входимость: 2. Размер: 38кб.
Входимость: 2. Размер: 33кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 38кб.
Часть текста: связи, но мой слуга, которого я кликнул, вывел меня тотчас из заблуждения. -- Где это, сударь, -- спросил Егор, -- вы изволили так подгулять? -- Где? Как где? Да разве я где-нибудь был? -- Эге, барин, как память-то вам отшибло! Да вас вчера гораздо за полночь привезли откудова-то в карете. Ну, Александр Михайлович, вы, видно, изволили хлебнуть по-нашему! -- Что ты врешь, дурак!.. Однако ж постой!.. В самом деле... Ведь я был вчера у барона?.. Так точно!.. Я пил шампанское... -- Ну вот, изволите видеть! -- Постой, постой!.. Мамзель Виржини... синьора Карини... -- Что такое, сударь?.. -- Луцкий... похороны... фон Нейгоф в цыганском платье... что это такое?.. -- Не выпить ли вам водицы? -- шепнул Егор, покачивая головой. -- Здравствуй, Александр! -- сказал Закамский, входя в комнату. -- Что это?.. В постели?.. Ты болен?.. -- Да! У меня очень болит голова, -- отвечал я, надевая мой халат и туфли. -- Я вчера поздно приехал домой, за ужином пил это проклятое шампанское... -- Где? -- У барона Брокена. -- Скажи, пожалуйста, откуда выкопал ты этого барона? -- Я с ним познакомился несколько дней тому назад. -- Кто он такой? -- Кажется, богатый человек, он путешествует по всей Европе и, может быть, долго проживет у нас в Москве. -- А что у него вчера был за праздник? -- Так, вечер. Пели цыгане, играли в карты, ужинали... -- Да кто ж у него была? -- Почти все иностранцы. -- А иностранок не было? -- спросил с улыбкою Закамский. -- Как же! Две дамы: одна итальянка, другая француженка, и обе прелесть! -- Право! Так тебе было весело? -- Да, конечно, сначала, но под конец я был в каком-то чаду, бредил, как в горячке, и видел такие странные вещи... -- Что такое? -- Да как бы тебе сказать? В комнате хохот, песни,...
Входимость: 2. Размер: 33кб.
Часть текста: луг, по которому и весной и осенью вовсе нет проезда, что ехать в почтовой спокойной карете по гладкому шоссе во сто раз приятнее, чем скакать в тряской кибитке по бревенчатой мостовой или изрытой колеями дороге, поверьте, он это все и видит, и чувствует, и понимает, -- почему же он почти всегда предпочитает дурное старое хорошему новому? Почему? На это отвечать нетрудно -- послушайте! Один из моих столичных знакомых, который был с ребячества искренним приятелем и воспитывался вместе с деревенским моим соседом Волгиным, прошлого года приехал из Петербурга нарочно для того, чтоб с ним повидаться. Он заехал по дороге ко мне, на ту пору был у меня в гостях сын Волгина, молодец лет двадцати, писаный красавец. Я тотчас их познакомил, и, когда этот молодой человек объявил приезжему, что он месяц тому назад похоронил своего отца, мой столичный приятель залился слезами. -- Вот был человек! -- говорил он, всхлипывая. -- Перевелись такие люди! А молодец-то был какой! -- Полно, так ли, любезный? -- сказал я, когда молодой Волгин вышел из комнаты. -- Покойник был некрасив собою -- вот сын его, так нечего сказать... -- Да, да! Конечно, сын хорош, а отец был еще...