Глава II
Теремный двор, в котором Владимир любил угощать своих витязей, стоял в его время на самом видном месте древнего Киева, близ нынешней Андреевской церкви, сооруженной на развалинах каменного терема, из коего, по сказаниям летописца, великая княгиня Ольга смотрела на торжественный въезд послов древлянских, помышляя о кровавой тризне, уготовляемой ею в память убиенного ее супруга [17]. Тут же, перед самым теремным двором, стояло капище Перуна, на холме, на коем впоследствии сооружена была церковь святого Василия, а ныне возвышается храм во имя Трех Святителей.
В то самое время, как рыбаки, утолив голод, принялись снова толковать и шуметь меж собою, вверху, над их головами, глубокая тишина царствовала кругом дворца княжеского. Молчали гусли златострунные, и не раздавался веселый звук братин и кубков, которыми чокались храбрые витязи, выпивая их одним духом за здравие удалого князя Владимира; но в некотором расстоянии от дворца народ шумел еще по улицам великого Киева. Поселяне и жители посадов киевских, собравшись отдельными толпами, пели песни на обоих берегах Днепра; на песчаных косах и отмелях пылали яркие огни; кой-где мелькали по воде, как блуждающие звезды, небольшие огоньки, разведенные на лодках рыбаков, которые собирались багрить сонных осетров и белуг. На городском Подоле, тогда еще не заселенном, близ божницы Велесовой [18] резвились молодые горожанки; они то свертывались в шумные хороводы, то заплетали плетень, и громкие их припевы Диду и Ладе [19] разносились по окрестности.
Несколько молодых киевлян, между коих можно было тотчас заметить, по гордой осанке, варяжских воинов и гридней княжеских, стояли небольшою толпою поодаль от хороводов и любовались на игры красных девушек. Шагах в пятидесяти от сей толпы, под самым навесом притвора Велесова капища, стоял, прислонясь к стене, гигантского роста мужчина, закутанный в широкую, темного цвета, верхнюю одежду, похожую несколько на греческую мантию. Он не смотрел на хороводы веселых девиц, не слушал их песен; казалось, все внимание его было устремлено на один отдаленный предмет: он пристально глядел на поросшую частым кустарником гору, которая опускалась с одной стороны пологим скатом к киевскому Подолу, а с другой -- нависла утесом над песчаным берегом Днепра. На самом верху сей горы белелось четвероугольное, с двумя красивыми теремами, здание, обнесенное толстым и высоким тыном. Эта гора называлась впоследствии Кучинскою; в этом доме жил Богомил, верховный жрец Перунова капища.
-- Да что ж мы, братцы, стоим здесь, разиня рот, -- сказал один из молодых людей, которые продолжали смотреть издали на игры девушек, -- кто нам заказал подойти поближе?
-- В самом деле, Стемид говорит правду, -- подхватил высокий, но неуклюжий воин в остроконечном шеломе и стальном нагруднике, -- подойдемте поближе!
-- Нет, молодцы, не трогайте наших девушек, -- прервал степенного вида киевский гражданин, приподняв вежливо свою шапку, -- вы их распугаете.
-- Распугаем? -- повторил грубым голосом воин. -- Ах ты неразумный сын! Что мы, печенеги, что ль, чего нас бояться киевским красавицам?
-- Кто и говорит, государь милостивый, -- продолжал гражданин, -- вы господа честные, витязи великокняжеские, да не пригоже нашим сестрам и дочерям водиться с людьми ратными.
-- А с кем же?.. Чай, с вашей братией, торгашами киевскими?
-- Да не во гневе будь сказано твоей милости, -- раздался позади воина веселый голос, -- с торгашами-то киевскими водиться прибыльнее, чем с вами, господа храбрые витязи! Недаром сложена песенка:
Ой ты, гой еси, богатый гость!
Ты богатый гость, сын купеческий:
Не красив, не пригож ты, мой батюшка,
Варяг обернулся: подле него стоял человек лет тридцати, в простом смуром [20] кафтане. Он был роста небольшого, но огромная голова его напоминала древнюю повесть о сильном и могучем Полкане-богатыре [21], у которого, по словам предания, буйная головушка была с пивной котел. Красные и раздутые его щеки, небольшие прищуренные глаза, рот, который почти соединял оба уха, круглый, вздернутый кверху нос, и вдобавок какая-то простосердечная и в то же время лукавая улыбка, от которой нос кривился в одну сторону, а рот в другую, -- все это вместе составляло такую смешную и странную физиономию, что варяг, захохотав во все горло, вскричал:
-- Стемид, Простень, посмотрите-ка: что это за чудо морское?
-- Э, да я знаю этого красавца, -- сказал Стемид, -- это Торопка Голован. Зачем сюда пожаловал, молодец? Уж не хочешь ли отбивать у меня красных девушек?
-- Где нам тягаться с вашею милостью! -- отвечал приземистый детина. -- Ты стремянный великокняжеский, собой молодец, а мы что?.. Правда, если и у тебя в кармане-то не побрякивает, -- продолжал он, скривя свой рот, -- так немного же и ты возьмешь, боярин!
-- Ах ты огородное пугало! -- вскричал один осанистый и толстый купец. -- Да что ж ты этак порочишь наших девушек? Разве они товар какой? Ну, что зубы-то оскалил? Да если б твою дурацкую образину вылить всю из чистого золота и осыпать самоцветными каменьями, так они и тогда бы взглянуть на тебя не захотели.
-- Ну, пусть на него, -- подхватил видный собою юноша, в котором, по богатой одежде, нетрудно было узнать одного из гридней княжеских {5}, -- да неужли-то и нашему брату не очень нельзя с ними речи повести?
-- Их дело непривычное, господин честной, -- отвечал купец, -- как подойдет, так они все до одной разбегутся.
-- Да что ж они такие неповадливые? -- прервал воин. -- Ну, сторонка, -- продолжал он, обращаясь к Стемиду, -- Нет, на моей родине не только девушки, да и жены молодые не походят на ваших пугливых киевлянок. У нас по всему поморью только и житья что ратным людям. Клянусь Оденом [22], бывало, ни одна красавица не повстречается с молодцем Фрелафом без того, чтоб не взглянуть на него умильно или не промолвить слова ласкового!
-- Рассказывай нам сказки-то, -- подхватил улыбаясь гридня. -- Вам хорошо, варягам, похваляться: издалека пришли. Ну, что ты, Фрелаф, расхвастался, в самом деле! Послушай-ка, брат: случалось ли тебе когда-нибудь в тихую погоду припадать лицом к реке, что б напиться водицы?
-- Как не случаться?
-- Так вспомни-ка хорошенько: чай, всякий раз тебе казалось, что сам дедушка водяной выглядывает на тебя из омута. Ну с твоим ли красным носом да рыжими усами приглянуться молодой девушке!
-- Так что ж: разве надобно витязю походить на девчонку, как товарищу твоему, Всеславу?
-- Всеславу?.. Да, Фрелаф, он покрасивее тебя и помоложе, а попытайся-ка с ним схватиться! Всеслав и не этаких молодцов, как ты, за пояс затыкал.
-- Как, что б этому мальчишке неудалому досталось...
-- Так, видно, брат Фрелаф, ты не видал, как на последней игрушке богатырской, перед княжеским теремом, он сбил с поля Яна Ушмовца и смучил совсем удалого витязя Рохдая?
-- Неужели в самом деле?
-- Как же! Да с той-то самой поры он и попал в любимые отроки нашего великого князя.
-- Да что Всеслав, в Киеве, что ль? -- спросил гридня. -- Вот уж дней десять я его не видал.
-- И я также, -- прибавил варяг.
так о чем ему тосковать, великий князь его жалует, отца и матери у него нет, ни роду, ни племени -- так, кажется, о ком бы у него и сердцу болеть?
-- Да откудова же взялся этот безродный и как попал в княжеские отроки? -- спросил варяг.
-- Родом-то он, кажется, из Великого Новгорода, -- сказал гридня, -- а кто был его отец, об этом никто из нас не слыхивал.
-- Так, видно, он какой-нибудь подкидыш, -- сказал с презрением варяг. -- Может статься, отец-то его был где-нибудь бродягою или разбойником, так не диво, что сынок пошел по батюшке: чай, тоскует теперь о том, что живет не на своей воле: в лес хочется.
-- Слушай, Фрелаф, -- вскричал с досадою Стемид, -- не глумись над тем, кто тебя лучше! Всеслав -- отрок княжеский, а ты что?.. Простой мечник.
-- Да зато не русин, а варяг, -- прервал с гордостью Фрелаф, -- и знаю моего отца: он княжеского рода.
-- Да, да, -- подхватил с улыбкою гридня, -- вы все варяги -- князья, только княжить-то вам негде. Но не о том дело!.. Не знаю, как вы, а я мыслю так: Всеслав недаром стал таким нелюдимым. Знаете что? Уж не принял ли он веры греческой? Я слыхал, будто бы кого эти чародеи-христиане обольстят, так тот хоть живой в могилу ложись. Все наши потехи молодецкие, и песни, и пляски, и красные девушки, и всякое житейское веселье не взмилится. Говорят, покойный батюшка нашего князя был гроза грозою на этих колдунов, а все их много осталось. Эх, не в меру милостив наш государь великий князь! И если в самом деле эти злые люди прельстили любимого его отрока...
-- Вот то-то и дело, что нет, -- сказал Стемид. -- Я сначала то же думал, да он поклялся мне Перуном, что ненавидит христиан, и рассказывал мне, что слыхал от верховного жреца, Богомила, с которым он часто беседует, такие речи об этих проклятых кудесниках, что волосы у него становятся дыбом, когда он повстречается с христианином. Богомил сказывал ему, что они сбираются по ночам, близ Аскольдовой могилы, на развалины бывшего их храма, который построил при княгине Ольге какой-то боярин Ольм, а после приказал разорить князь Святослав Игоревич; что у них тут происходят такие богомерзкие дела, что даже киевские ведьмы близко к тому месту не подходят; что они едят малых детей, пьют кровь человеческую, поклоняются каким-то расписным доскам и, вместо того что б чтить всемогущего Перуна, Световида [23], Ладу или хоть варяжского Одена, молятся злому Чернобогу [24] и просят его извести нашего отца, великого князя Владимира. А вы знаете, братцы, как любит его Всеслав: так даст ли он себя прельстить этим злодеям.
-- Отчего же он так переменился? -- спросил гридня.
-- Допытаться не мог, а заметил только одно, что несколько дней сряду он каждое утро выезжает чем свет из Киева и возвращается не прежде полуден. Мне он говорит, что будто объезжает Сокола -- своего вороного коня. Но зачем же он ездит всегда один и не берет даже с собою слуги своего? Да добро, уж я же его подстерегу!
-- Тс, тише, тише, братцы! -- сказал варяг. -- Вон, кажется, девушки собрались в кружок: верно, какая-нибудь красавица хочет спеть песенку. Послушаем...
Фрелаф не ошибся: все затихло в шумном хороводе, и одна из девушек запела звонким и приятным голосом:
Не весенний ветерок
С полуден подул,
Не былиночка, сиротиночка
В поле зашаталася, --
Заревели ветры буйные,
Закачался темный бор,
И все гости поднебесные,
Сизокрылые орлы,
По глубоким дебрям прятались,
И все мелки пташечки
Одна только пташечка,
Сиротина горлинка,
Без приюту оставалася:
Она ждала, поджидала
Своего сизого голубочка.
У окошечка, у косящего
Красна девица сидит,
Поджидая друга милого
Из далекой стороны,
В слезах поет, рыдаючи:
"О, ветер, ветер-государь!
Тебе мало ли высоких гор
Под облаками дуть,
Или не стало тебе моря синего
Разыграться, распотешиться?
Не бушуй ты во чистом поле,
Не мути широкий Днепр,
Не мешай ты другу милому
На свою родную сторонушку
Воротиться поскорей".
-- Ай да соловьиное горлышко! -- сказал большеголовый детина. -- Ну, знатно пропела!.. Да и песенка сложена хитро.
-- А если она чья-нибудь невеста? -- прервал Стемид.
-- Так что ж?
-- И жених ее здесь?
-- Тем лучше: я при нем ее поцелую.
-- А если он детина плечистый и не любит, что б его невесту целовали?
-- Не любит! А мне какое до этого дело?
-- Полно хвастать, Фрелаф! -- подхватил гридня. -- Ты только боек на словах, а как дойдет дело до кулаков, так первый за куст спрячешься.
-- Кто? Я? -- вскричал Фрелаф. -- Я, природный варяг, побоюсь ваших русских кулаков? Так ступайте же за мною: я вам покажу, как у нас за морем целуют красных девушек!
Фрелаф расправил свои огромные усы, понадвинул на глаза стальной шлем и выступил вперед.
Стемид, гридня и несколько других молодых воинов пошли вместе с ним. Девушка, пропевшая песню, сидела на траве посреди своих подруг. Увидя приближающуюся толпу ратных людей, она поспешно вскочила; хоровод расстроился, и все ее подруги, как дождь, рассыпались по лугу.
-- Нехорошо, господа честные, нехорошо! -- кричали граждане киевские, идя вслед за воинами. -- Не трогайте наших девушек!
Но молодые люди, не слушая их криков, стали их ловить, а Фрелаф пустился догонять певицу, которая побежала прямо к Велесову капищу.
-- Ага, попалась певунья! -- закричал варяг, схватив ее за руку. -- Да небось, голубушка, ведь я не медведь, не съем тебя.
-- Пусти меня, пусти! -- кричала девушка, стараясь освободиться из рук варяга.
-- Нет, прежде поцелуй, красавица!.. Да полно рваться!
Я сказал, что тебя поцелую, -- и вертись себе как хочешь, а я поставлю на своем.
-- Посмотрим! -- загремел грубый голос у самых дверей Велесова храма, и мужчина колоссального роста в два прыжка очутился подле варяга. -- Оставь эту девушку, -- продолжал незнакомец, -- или я, несмотря на твою железную шапку, размозжу тебе голову.
-- Кому? Мне? -- сказал Фрелаф, схватясь правою рукой за рукоятку своего меча и продолжая держать в левой руку пойманной им девушки. -- Да кто ты сам таков, что б смел указывать и грозить варяжскому витязю Фрелафу?
-- Я тебе говорю, пусти ее! -- повторил незнакомец, подняв руку.
-- Ого, ты хочешь драться! -- закричал варяг, отступя шаг назад и выхватив из ножен свой меч. -- Постой, поганый русин, я с тобой переведаюсь!
Быстрее молнии опустился тяжелый кулак незнакомца, и меч выпал из онемевшей руки варяга. Девушка, освободясь из рук его, побежала к своим подругам, которые снова собрались в кучу и, окруженные киевскими гражданами, шли прямо к городу. Фрелаф нагнулся, чтоб поднять свой меч, но, оглушенный новым ударом, почти без памяти упал на землю.
добро, так и быть, я тебя и стоячего не трону -- вставай.
Фрелаф с трудом приподнялся на ноги.
-- Теперь ступай к своим товарищам, -- продолжал незнакомец, -- да скажи им, чтоб они вперед не обижали наших девушек.
Но варяг не очнулся еще от последнего удара и, устремив на незнакомца свои одурелые и неподвижные глаза, стоял, как вкопанный, на одном месте.
-- Ну, что ж ты, витязь Фрелаф, -- сказал, помолчав несколько времени, незнакомец, -- иль у тебя язык и ноги отнялись? То-то же! Видно, еще, брат, никогда не отведывал русского кулака? Ах вы грабители, грабители! Нашли кого обижать, буяны! Да чего и ждать от шайки разбойников, у которой атаманом убийца родного своего брата.
-- Товарищи, товарищи, сюда! -- заревел Фрелаф, бросившись бежать от незнакомца.
-- Ей ты, могучий богатырь, -- закричал вслед ему незнакомец, -- постой, подыми свой булатный меч: неравно наткнешься на какую-нибудь посадскую бабу, так было бы чем оборониться.
Но варяг бежал, не оглядываясь; товарищи его были уже далеко: они отправились вслед за девушками в город и не могли ни слышать его голоса, ни поспеть к нему на помощь.
Незнакомец завернулся снова в верхнюю свою одежду, сел на одной из ступеней Велесова капища и устремил по-прежнему внимательный взор на вершину Кучинской горы.
Примечания
ее мужа. Правила в малолетство сына Святослава и во время его походов. Около 957 г. приняла христианство.
[18] Велес (Волос) -- древнеславянское языческое божество -- покровитель домашнего скота. После принятия христианства роль покровителя скота была перенесена на св. Власия.
[19] Дид (Дед) -- одно из обозначений Перуна.
Лада -- славянская богиня юности, любви и плодородия, покровительница браков.
[20] Смурый (кафтан) -- темно-серый, домотканый.
[22] Оден (Один) -- верховный бог в скандинавской мифологии.
[23] Световид -- бог света, у славян свет и солнце воспринимались раздельно.
[24] Чернобог -- славяне считали его злым богом тьмы, обитающим в подземном мире.
[25] Гелла (греч.) -- дочь Афаманта и Нефелы. По мифу, во время бегства от злой мачехи упала с златорунного барана в воды пролива, получившего ее имя -- Геллеспонт (море Геллы -- название Дарданелл в древности).
Гридни и отроки княжеские -- .