Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "Ш"

1. Москва и москвичи. Выход третий. III. Первое мая

Входимость: 1. Размер: 26кб.

Часть текста: на градуснике дошло до осьмнадцати. -- В шестом часу после обеда!.. Да это почти летний день... Что это на улице так пусто? -- продолжал я, помолчав несколько времени. -- Хоть по нашему переулку ни ходьбы, ни езды большой нет, однако ж все-таки изредка и пройдет и проедет кто-нибудь, а вот с полчаса, как живой души не видно на улице. -- Да кому быть, сударь, -- вся Москва в Сокольниках. -- В Сокольниках? Да разве сегодня первое мая?.. -- А как же, сударь! -- Скажи пожалуйста! Чуть было не пропустил любимого гулянья!.. Ступай, вели закладывать дрожки!.. Да я бы себе никогда этого не простил... Ну, что ж ты стоишь? -- Батюшка Богдан Ильич! -- сказал Никифор, почесывая в голове. -- Прикажите заложить коляску, да и меня возьмите на запятках с собою: хочется взглянуть на гулянье. -- Ну, хорошо! Да только вели закладывать проворней! -- Разом будет готово, сударь! Не побывать первого мая в Сокольниках, а особливо в такую прекрасную погоду, не полюбоваться этим первым весенним праздником -- да это бы значило лишить себя одного из величайших наслаждений в жизни! Забыть, что сегодня первое число мая!.. Что за странная вещь наша память! Я помню все, что читал тому лет тридцать и более назад; помню малейшие подробности моей детской жизни; помню даже иные сны, которые видел в ребячестве, -- но имена и числа,...

2. Искуситель. Часть третья. VI. Развязка

Входимость: 1. Размер: 26кб.

Часть текста: ты не один, -- продолжал Луцкий, осматриваясь кругом. -- Позвольте мне рекомендовать вам, -- сказал я, указывая на барона, -- это приятель мой, барон Брокен. -- Твой приятель! -- повторил Луцкий, устремив испытующий взгляд на барона, который как прикованный стоял неподвижно в своем темном углу. -- Извините, Яков Сергеевич, -- продолжал я, -- нам некогда: мы едем. -- Ты поедешь, Александр Михайлович, -- сказал твердым голосом Луцкий, -- но только не с ним. Я посмотрел с удивлением на Якова Сергеевича, в первый раз я видел на этом кротком и спокойном лице выражение душевной неприязни, блестящий, но неподвижный взор его был устремлен на барона, который дрожал как преступник, подавленный строгим взглядом своего судьи. -- И вот тот, кто был с тобою неразлучно! -- проговорил Луцкий, не спуская глаз с барона. -- И с этим клеймом на челе, с этим ядом на устах он явился перед тобою, и ты назвал его своим приятелем!.. Ах, Александр Михайлович! Ты не отгадал его под этой полупрозрачной маскою!.. Так взгляни же на него теперь!.. Я окаменел от ужаса. Боже мой! Что сделалось с бароном?.. Страшно было смотреть на помертвевшее лицо его. Все, что порок имеет в себе отвратительного, все гнусные страсти, убивающие душу: гордость, злоба, ненависть, разврат, -- все отражалось как в зеркале на этом безобразном, едва человеческом лице. -- В его присутствии и воздух заразителен, -- продолжал Луцкий, взяв меня за руку. -- Ты стоишь на краю пропасти, мой друг, но без собственной твоей воли я не могу спасти тебя, и горе тебе, если этот искуситель до того завладел тобою, что ты не желаешь с ним расстаться! Смотри, Александр Михайлович! Вот он, во всей отвратительной наготе своей, говори теперь: желаешь ли ты по-прежнему остаться его другом? -- О, нет, нет! -- вскричал я с неописанным ужасом. Лицо Луцкого просветлело радостью. -- Ты слышал свой приговор? -- сказал он, обращаясь к барону. -- Кто видит твое безобразие и гнушается...

3. Москва и москвичи. Выход второй. V. Ванька

Входимость: 2. Размер: 34кб.

Часть текста: у нас и летние ваньки, их экипажи были довольно уютные тележки и волочки, то есть небольшие роспуски, весьма похожие на роспуски ломовых извозчиков, только несравненно менее. Теперь они исчезли совершенно, и рессорные дрожки, начиная от смиренного калибера до роскошных пролеток, остались единственным экипажем всех летних московских извозчиков, из которых самый оборванный и запачканный не откликнется вам, если вы назовете его ванькою; точно так же, как и всякий градской сторож, хотя несколько уважающий самого себя, не станет отвечать, когда вы осмелитесь назвать его не часовым, а будочником. Всех московских извозчиков можно разделить на два разряда: на ванек, приезжающих из деревень зимою, и постоянных извозчиков, которые занимаются этим промыслом круглый год. Ваньки почти все походят друг на друга: у каждого лубочные пошевеньки, плохая упряжь и безобразная, но не знающая устали крестьянская лошаденка. О постоянных извозчиках нельзя этого сказать; они вовсе не одинакового достоинства. У одних дрожки отличаются от прежних волочков только тем, что к ним приделаны крылья и четыре куска железа, довольно похожие на низенькие рессоры; у других летний экипаж действительно походит на дрожки, не слишком красивые, это правда, но, по крайней мере, сидя на них,...

4. Брынский лес. Часть первая. Глава IV

Входимость: 1. Размер: 27кб.

Часть текста: голубчик! Много за тобой пришло сюда друзей и приятелей, а много ли их будет с тобой, как выведут тебя на площадь? -- Что ты это, Гриша, говоришь? -- спросил Колобов. -- Так, брат, про себя! -- сказал нищий и запел вполголоса -- Со святыми упокой!.. Ах, что-то не поется, -- промолвил он, остановясь, и горько заплакал. -- Ах, батюшка, Дмитрий Афанасьевич! -- сказал какой-то приземистый и плечистый детина, лет тридцати пяти, подойдя к нашим приятелям, которые как ни старались, а не могли подвинуться ни шагу вперед. -- Это ты, Ферапонт? -- вскричал Левшин. -- Зачем ты здесь? -- Виноват, батюшка, не утерпел! Хотелось поклониться московским угодникам. -- Эх, брат! -- прервал Колобов, -- напрасно ты ушел с постоялого двора... -- Да там, батюшка, остались конюх Вавила и двое подводчиков: ничего не пропадет. -- Успел бы и после побывать в соборах, то ли теперь время. -- А что, сударь? -- Разве не видишь? -- Вижу, батюшка: народ так и валит в Кремль... Видно, ход? -- Какой ход! -- Что ж это, Колобов! -- вскричал с нетерпением Левшин. -- Долго ли нам здесь стоять? Пойдем лучше к Никольским воротам. -- А вам, батюшка, пройти, что ль? -- спросил Ферапонт. -- Так прикажите, я как раз дорожку прочищу. -- Вишь какой Еруслан Лазаревич! -- сказал Колобов. -- Нет, брат, тут на силу не возьмешь. -- А вот посмотрим! -- прошептал Ферапонт. -- Он уперся могучим плечом в толпу,...

5. Брынский лес. Часть вторая. Глава II

Входимость: 1. Размер: 25кб.

Часть текста: Часть вторая. Глава II Глава II Когда этот проезжий, которого называли Андреем Поморянином, помолился перед иконами, Филипп сказал ему с низким поклоном: -- Милости просим, батюшка!.. Радуюсь твоему посещению и творю земной поклон!.. -- Дозволь, отец Андрей, и мне, -- промолвил почтительно рыжий раскольник, -- приветствовать тебя с нижайшим поклоном. Все остальные раскольники отвесили также по низкому поклону, исключая Пафнутия, который сидел, не трогаясь, на своем месте. -- И я бы вас приветствовал, -- сказал приезжий, окинув строгим взглядом всех присутствующих, -- и я сказал бы: мир вам, братие! Да язык не повернется. Нет мира для вводящих богопротивные ереси; нет мира для вас, окаянных душегубцев, всуе призывающих имя Господне! Эти неожиданные слова совершенно смутили Филиппа и всех прочих раскольников; один Пафнутий вскочил со своего места и хотел что-то сказать, но приезжий не дал выговорить ему ни слова и продолжал своим громовым голосом. -- Безумные! что вы это опять затеяли?.. Морить людей голодной смертью! Тому ли я учил тебя, Филипп, когда ты жил в поморье и был моим келейником?.. Ты человек грамотный, сам испытывал писания, так говори же при всех: со времен апостольских бывали ли когда вольные мученики, по вашему запощеванцы?.. Святые отцы наши, ради того, чтоб победить земные страсти, постились, умерщвляли плоть свою; кто уморил себя гладом?.. Мученики!.. Да мученик тот, кого враги православия предают страдальческой смерти, и кто, несмотря на все истязания, остается верен своему Господу. Вот если бы тебе, Филипп, должно было избрать казнь или отречение от православной веры отцов наших; когда бы тебе сказал судия неправедный: "Филипп! прими нашу новую...