Поиск по творчеству и критике
Cлово "CHERE"
Входимость: 16. Размер: 33кб.
Входимость: 10. Размер: 60кб.
Входимость: 5. Размер: 52кб.
Входимость: 4. Размер: 15кб.
Входимость: 2. Размер: 49кб.
Входимость: 2. Размер: 29кб.
Входимость: 2. Размер: 140кб.
Входимость: 2. Размер: 21кб.
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Входимость: 1. Размер: 44кб.
Входимость: 1. Размер: 34кб.
Входимость: 1. Размер: 50кб.
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 16. Размер: 33кб.
Часть текста: этот раздел не наблюдается с такою строгостью, как в провинции. Можно было бы сравнить эти отдельные круги с индийскими кастами, если бы иногда, в табельные дни за обеденным столом у губернатора и на балах Благородного собрания, не сливались они в одно общество; но и в этих редких случаях самый высший круг отличается обыкновенно от других и туалетом и французским языком, а более всего тем свободным обращением и насмешливою улыбкою, которые, как клад, не даются деревенским мелкопоместным барышням и дочерям асессоров, стряпчих и секретарей. Молодая вдова княгиня Ландышева занимала, первое место в числе этих блестящих созвездий городского общества. Дом ее был сборным местом всех модных дам вышнего круга и молодых фешенебельных людей всей губернии. Княгиня Ландышева имела весьма хорошее состояние, наружность приятную и столько ума, чтоб с первого взгляда не показаться глупою: она знала наизусть множество красноречивых фраз, в которых не было здравого смысла, и все то, чего не понимала, называла "тривиальным"; говорила весьма хорошо по-французски, не делала никогда des liaisons dangereuses {Опасные связи (ред.). } и выговор имела самый чистый. Но это еще ничего: она два раза ездила в Карлсбад, провела целое лето в Дрездене и сверх того, -- о господи, помилуй нас грешных, -- два месяца жила в Париже! Ожесточение, с которым она преследовала все русское, было бы очень забавно, если б она не так часто прибегала к этому средству выказывать европейское просвещение. Впрочем, надобно сказать правду, в этом отношении ей нечем было похвастаться перед своими приятельницами. Конечно, и наши московские барышни, -- дай бог им доброго здоровья, -- не упустят случая сделать обидное сравнение между чужим и своим отечеством, но у них...
Входимость: 10. Размер: 60кб.
Часть текста: своим европейским просвещением, безусловной любовью к Западу и, вероятно, был родиною знаменитой госпожи Курдюковой, потому что все жители его чрезвычайно любили говорить разом на двух языках, на плохом русском и на дурном французском. Пока муж госпожи Сицкой был жив, она не могла никак вырваться из своего северо-восточного края и взглянуть на свет божий, который, как известно, светит только на Западе. Этот камчадал, то есть муж госпожи Сицкой, стоял в том, что русский дворянин должен жить в России и ездить для своей потехи за границу только в таком случае, когда это не может расстроить его домашних дел. Как ни восставала бедная Сицкая против такой вопиющей несправедливости, как ни доказывала текстами из Бальзака и Жоржа Занда, что жена вовсе не обязана повиноваться мужу, но должна была покориться этой ненавистной грубой силе (Force brutale), потому что все именье принадлежало мужу, а не ей. На сорок восьмом году своей страдальческой жизни сделалась она свободною: муж ее умер, оставив ей в пожизненное владение шестьсот душ крестьян и тысяч пятьдесят наличными деньгами. Неутешная вдова, которой на родине все напоминало о потере мужа, уничтожила пашню, посадила крестьян на оброк и отправилась за границу -- сначала тосковать на берегах Рейна, а потом порассеять свою тоску в Париже. Она прожила в нем два года, и, действительно, тоска ее рассеялась, но вместе с тоскою рассеялись и все наличные ее деньги; так надобно было, хотя на время, возвратиться опять в Россию. Вот она явилась в Петербург. Эта пышная столица севера, наполненная иностранцами, могла еще в глазах ее выдерживать некоторое сравнение если не с Парижем, то, по крайней мере, с другими городами Европы. Но Петербург ей скоро наскучил. Она думала, что женщина, которая прожила два года безвыездно в Париже, должна обратить ...
Входимость: 5. Размер: 52кб.
Часть текста: Не ваше дело! Вы просто бабушка, а это может только решить акушер или доктор. Бабушка. Воля ваша, Алексей Алексеевич, а я этого греха на душу не возьму. Мое дело вам доложить: извольте послать за священником! Супруга ваша слава богу, а младенец очень слаб. Ползков. Окрестить-то недолго, матушка Марья Григорьевна. Бабушка. Да и умереть-то недолго, батюшка Алексей Алексеевич! Эй, сударь, поторопитесь! Ползков. Хорошо вам говорить: поторопитесь!.. Вам что!.. А мне это не безделица. Ведь двух разов не крестят!.. И если я не попрошу теперь в крестные отцы... Бабушка. Кого теперь просить! Прикажите кому-нибудь из домашних. Ползков. Что вы это, Марья Григорьевна! Захочу я покумиться с моим лакеем! Бабушка. Так отца дьякона попросите! Ползков. Ну, вот еще! Бабушка. Да помилуйте, где уж тут разбирать чины, -- лишь только бы успеть окрестить! Ползков. Да вы все не то говорите, Марья Григорьевна! Не может быть, чтобы ребенок был так слаб!.. Бабушка (глядя в окно). Вот, слава богу, и доктор приехал!.. Посмотрите, Алексей Алексеевич: он также скажет, что откладывать нечего. (Уходит.) Ползков. Какое несчастие! И надобно ж было этому случиться!.. Варвара Юрьевна обещалась быть крестной матерью, если у меня родится сын... Она близкая родственница графу, так уж, верно бы, и его превосходительство Андрей Никифорович не отказался пойти в крестные отцы. Я покумился бы с моим начальником, а это не шутка -- это весьма важный шаг по службе!.. Ну, если уж нельзя, так надобно, по крайней мере, хоть имя дать новорожденному такое, чтоб можно было этим польстить кому-нибудь, доказать...
Входимость: 4. Размер: 15кб.
Часть текста: страх, смущение и какое-то робкое любопытство. -- Что вы, что вы!? -- вскричала Слукина. -- Зачем? Нянюшка посмотрела на ключницу. Ключница поглядела на сенных девушек. Сенные девушки поглядели друг на друга. Но никто не отвечал ни слова. -- Ну, что ж вы молчите? Зачем пришли? -- повторила грозным голосом Слукина. -- Ах, матушка Анна Степановна! -- прохрипела наконец Кондратьевна. -- Родная ты наша! -- завопила ключница. -- Да что такое сделалось? -- спросила Слукина, вставая с постели и накидывая на себя шлафрок. -- Беда, матушка! -- завизжала одна из сенных девушек. -- Такой грех, что и доложить не смеем. -- Да скажете ли вы мне, проклятые? -- закричала Анна Степановна. -- Говори хоть ты, Кондратьевна. -- Что, матушка! Несчастье, да и только. Варвара Николаевна без вести пропала. -- Как пропала? -- А так, кормилица! Сгинула да пропала. Вчера около полуночи она изволила пойти гулять в сад; Дуняшке приказала себя не дожидаться, а та сдуру-то прилегла соснуть, да и прохрапела до самого утра, окаянная. Как проснулась -- глядь, барышни нет! Постель не измята! Она в сад: и там никого. А калитка отперта! Вот как она увидела, что дело-то худо, -- ко мне! Мы подняли всю дворню на ноги, обшарили все мышиные норочки: нет как нет! -- Ах, боже мой, да что ж это значит? Неужли Варенька убежала с каким-нибудь пострелом? Быть не может! -- Ох, кормилица, видно так! -- промолвила ключница. -- Я сейчас ходила купить французских хлебов к немцу булочнику, вон, что живет позади нашего сада. "Все ли у вас здорово?" -- спросил он у меня. "А что, Франц Иваныч?" -- "Да так! Вчера этак в полночь подле калитки вашего сада стояла коляска, и я сам видел, какой-то высокий барии с барыней вышли из саду, сели в нее, да и по всем по трем!" -- Ах, господи! Так в самом деле? -- вскричала отчаянным голосом Слукина. -- Так точно, она ушла! Карету, карету! Одеваться, скорей,...
Входимость: 2. Размер: 49кб.
Часть текста: справедливо, то вряд ли где-нибудь льют так много колоколов, как в нашей матушке Москве белокаменной. Говорят, в древние времена афинские жители славились не столько своей любовью к изящным художествам и философии, как своей постоянной страстию, или, лучше сказать, жадностию, ко всем новостям, ложным или справедливым -- об этом они не заботились; главное дело состояло в том, чтоб услышать самому или пересказать другим что-нибудь новенькое. Мы, москвичи, в этом случае очень походим на афинян; разница только в том, что они менялись своими новостями на городской площади, а мы развозим их из дома в дом. Самые свежие известия о производствах и наградах играют в этих новостях главную роль. Сколько на моем веку было пережаловано в генералы людей, которые и до сих пор еще полковники; сколько статских советников, произведенных в действительные статские, которые умерли высокородными. Едва ли на небе есть столько звезд, сколько их роздано чиновникам, из которых, вероятно, многие и теперь еще ничего не носят по мундиру. В иной год эта городская молва очень щедра на чины, в другой -- на ленты, а иногда с необыкновенным усердием раздает ...
Входимость: 2. Размер: 29кб.
Часть текста: если не изящной, то, по крайней мере, правильной архитектуры. Но это еще один дом, а что будете вы делать с целыми улицами, кривыми, тесными, в которых один дом стоит вкось, другой боком, третий прячется назад, а четвертый выходит вперед и захватывает половину улицы, и без того похожей на узкий переулок; тут уж горю пособить нечем. "Следовательно, -- скажет какой-нибудь насмешник, -- мы должны радоваться, что в двенадцатом году Москва почти вся сгорела". Избави, господи! Я говорю только, что она не была бы так хороша, если б ее не нужно было всю вновь перестраивать. Как жаль, что сравнение с фениксом, который возрождается из своего пепла прекраснее, чем был прежде, так часто употреблялось некстати и сделалось до того пошлым, что почти совестно употребить его, говоря о Москве. А ведь трудно найти сравнение, которое было бы во всех отношениях вернее этого, -- начиная даже с того, что Москва превратилась в пепел не случайно, не по воле врага, но по собственному своему желанию. Нельзя довольно надивиться, когда посмотришь, что сделано для Москвы в течение последних двадцати пяти лет под управлением того, который, облеченный доверенностию русского царя, так долго и с таким постоянным рвением заботится...
Входимость: 2. Размер: 140кб.
Часть текста: вечера IV Осенние вечера Вступление Дедушка мой, Лаврентий Алексеевич Закамский, вступил в службу еще в начале царствования Екатерины II. В старину весьма немногие из родовых дворян начинали свое служебное поприще в звании канцеляристов и губернских регистраторов: обыкновенно все дворянские дети поступали почти со дня своего рождения на службу в царскую гвардию, то есть они записывались в полки солдатами и, разумеется, считались в отпуску; но их служба шла своим чередом. Этих заочных солдат производили в ефрейторы, ефрейт-капралы, каптенармусы и даже сержанты. По милости этого обычая Лаврентий Алексеевич явился также на службу лейб-гвардии в конный полк не солдатом, а старым ефрейт-капралом. Прослужив с лишком двадцать лет офицером, дедушка мой вышел наконец в отставку полковником и отправился на житье в свою наследственную пензенскую отчину. Лаврентий Алексеевич нашел в ней развалины господского дома, обширный фруктовый сад, который служил выгоном для дворового скота, сотни две крестьянских изб, ветхую деревянную церковь и царское кружало, то есть кабак. Вокруг этого питейного дома всегда по праздникам и очень часто по будням толпились православные, вероятно потому, что тут бывали мирские сходки, на которых в старину все дела оканчивались обыкновенно общей попойкой. Разумеется, Лаврентий Алексеевич отвел другое место для народных совещаний, выгнал из сада коров, начал строить высокие хоромы с бельведером и заложил каменную церковь. Потом принялся хозяйничать: выстроил винокуренный завод для дохода, завел псовую охоту ради потехи и музыку, я думаю,...
Входимость: 2. Размер: 21кб.
Часть текста: однако ж, всегда последний способ путешествия, точно так же, как предпочитают жестокую, но кратковременную болезнь медленной и изнурительной, которой не видишь и конца. У меня и теперь еще волосы становятся дыбом, когда я вспомню про эту каменную мостовую, перед которой всякая городская мостовая показалась бы вам гладким и роскошным паркетом, и эта-то мостовая была для путешественника отдохновением, когда он выезжал на нее, проехав верст триста по дорожной бревенчатой настилке, которую уж, верно бы, Данте поместил в свой ад, если б ему случилось прокатиться по ней в телеге верст полтораста или двести. Теперь мы едем от Москвы до самого Петербурга по ровному шоссе, нас не тряхнет ни разу, а если иногда придется проехать с четверть версты по дурно вымощенному селению, мы начинаем гневаться и кричать, почему у нас нет еще до сих пор железных дорог и паровозов. Видно, уже человек так создан: он тотчас забывает все дурное и привыкает ко всему хорошему; я не говорю о новом поколении: оно не знает, каково было ездить из Москвы в Петербург; но сколько есть людей, которые изведали на опыте эту адскую пытку, а меж тем весьма равнодушно поговаривают о Петербургском...
Входимость: 1. Размер: 24кб.
Часть текста: времени молча по крытой липовой аллее, Сурской заметил наконец Рославлеву, что он вовсе не походит на жениха. -- Ты так грустен и задумчив, -- сказал он, -- что как будто бы в самом деле должен сегодня же, и навсегда, расстаться с твоей невестою. -- Почему знать? -- отвечал со вздохом Рославлев, -- По крайней мере, я почти уверен, что долго еще не буду ее мужем. Скажите, могу ли я обещать, что не пойду служить даже и тогда, когда французы внесут войну в сердце России? -- Нет, не можешь; но почему ты уверен, что Наполеон решится... -- На что не решится этот баловень фортуны, этот надменный завоеватель, ослепленный собственной своей славою? Куда ни пойдут за ним французы, привыкшие видеть в нем свое второе провидение? Французы!.. Я знаю человека, которого ненависть к французам казалась мне отвратительною: теперь я начинаю понимать его. -- Не верю, мой друг! ты это говоришь в минуту досады. Просвещенный человек и христианин не должен и не может ненавидеть никого. Как русской, ты станешь драться до последней капли крови с врагами нашего отечества, как верноподданный -- умрешь, защищая своего государя; по если безоружный неприятель будет иметь нужду в твоей помощи, то кто бы он ни был, он, верно, найдет в тебе человека, для которого сострадание никогда не было чуждой добродетелью. Простой народ почти везде...
Входимость: 1. Размер: 44кб.
Часть текста: Выход третий. II. Четыре визита II Четыре визита Да, матушка, ты точно права. В Москве визиты не забава; Вот я на Шабловке живу -- а ты-то где? Ну, страшно вымолвить!.. В Немецкой слободе! Ведь это десять верст!.. Из рукописной комедии Из предыдущей главы вы можете заключить, любезные читатели, что я, живя в провинции, не всегда умирал от скуки и даже нередко проводил время довольно приятным образом, но, несмотря на это, к концу года я начал призадумываться и грустить по Москве. Нет, что ни говори: в гостях хорошо, а дома лучше. Вот грусть моя превратилась наконец в эту "тоску по родине", ужасную болезнь, от которой, говорят, горные швейцарцы, как мухи, умирают. А как мне умирать вовсе не хотелось, так я поторопился привести в порядок свои дела, взял почтовых, посулил на водку и вихрем помчался По дороге столбовой В нашу матушку Москву Белокаменную. С какою радостию возвратился я опять на свое старое пепелище! Когда я въехал в Калужскую заставу, Москва показалась мне обетованною страной, земным раем и самым прекраснейшим городом в мире. "Прекраснейшим, -- повторит какой-нибудь приезжий, ну, положим, из Одессы. -- Да что ж в нем прекрасного? А особливо если вы едете от Калужской заставы к Пресненским прудам? Сначала бесконечная Калужская улица, то есть длинное песчаное поле, по одной стороне которого разбросаны огромные каменные здания, а по другой тянется длинный ряд плохих деревянных домов; потом неопрятный рынок с запачканными лавками, а там...