Загоскин Михаил: Поиск по текстам произведений автора и критике. Cлово "EST". Классическая русская литература.

Примерный текст на первых найденных страницах

Входимость: 5. Размер: 87кб.

Часть текста: письмо еще от одного представителя русской знати, посетившего его в Абботсфорде за год перед тем, барона Александра Казимировича Мейендорфа (1798--1865), тогда еще молодого человека, преуспевавшего во всех отношениях и готовившегося сделать солидную чиновную карьеру. А. К. Мейендорф в юности прослужил несколько лет в русских войсках, затем вышел в отставку (1824) и жил то в своем прибалтийском имении, то за границей. Визит Мейендорфа в Абботсфорд состоялся в конце марта 1829 г. В. Скотт отметил это в своем дневнике (24 марта), однако с ошибкой имени, назвав гостя Мейерсдорфом. Запись эта гласит: "К завтраку приехал один из курляндских дворян, барон А. фон Мейерсдорф (Meyersdorff), приятный, веселый, живой молодой человек, любящий свой край и негодующий по поводу того, что он пришел в упадок под владычеством России. Он много рассказывал о рыцарских орденах -- феодальных владетелях Ливонии, особенно об ордене меченосцев, к которому принадлежали его собственные предки. Если верить его сообщению, то в Германии, Польше и России где-то в глубине таится действующее начало, которое, если "не заглохнет в замыслах", произведет в один прекрасный день взрыв. Впрочем, немцы -- это народ, склонный истощать свои силы в размышлениях. Барон способен увлекаться и начитан в английской и иностранной литературах" 212 . Как видно из этой записи, Мейендорф представил себя знаменитым писателем, немецко-ливонским патриотом, прямым потомком меченосцев, хозяйничавших некогда на захваченных ими землях, страстным любителем ливонской старины времен немецкого феодального владычества; более того, он даже недвусмысленно намекнул В. Скотту на нынешний упадок и деградацию этого дворянства и на какие-то таинственные силы, которые могут привести к "взрыву", хотя едва ли когда-либо в другое время курляндские и эстляндские дворяне были у нас в большей чести, чем в реакционные годы царствования Николая I, достигнув тогда самых...

Входимость: 4. Размер: 33кб.

Часть текста: от других и туалетом и французским языком, а более всего тем свободным обращением и насмешливою улыбкою, которые, как клад, не даются деревенским мелкопоместным барышням и дочерям асессоров, стряпчих и секретарей. Молодая вдова княгиня Ландышева занимала, первое место в числе этих блестящих созвездий городского общества. Дом ее был сборным местом всех модных дам вышнего круга и молодых фешенебельных людей всей губернии. Княгиня Ландышева имела весьма хорошее состояние, наружность приятную и столько ума, чтоб с первого взгляда не показаться глупою: она знала наизусть множество красноречивых фраз, в которых не было здравого смысла, и все то, чего не понимала, называла "тривиальным"; говорила весьма хорошо по-французски, не делала никогда des liaisons dangereuses {Опасные связи (ред.). } и выговор имела самый чистый. Но это еще ничего: она два раза ездила в Карлсбад, провела целое лето в Дрездене и сверх того, -- о господи, помилуй нас грешных, -- два месяца жила в Париже! Ожесточение, с которым она преследовала все русское, было бы очень забавно, если б она не так часто прибегала к этому средству выказывать европейское просвещение. Впрочем, надобно сказать правду, в этом отношении ей нечем было похвастаться перед своими...

Входимость: 3. Размер: 35кб.

Часть текста: каланча, которую Ижорской называл своим бельведером. С одной стороны примыкал к дому обширный сад с оранжереями, мостиками, прудами, сюрпризами и фонтанами, в которые накачивали воду из двух колодцев, замаскированных деревьями. Внутренность дома не уступала в разнообразии наружности; но всего любопытнее был кабинет хозяина и его собрание редкостей. Вместе с золотыми, вышедшими из моды табакерками лежали резные берестовые тавлинки; подле серебряных старинных кубков стояли глиняные размалеванные горшки -- под именем этрурских ваз; образчики всех руд, малахиты, сердолики, топазы и простые камни лежали рядом; подле чучел белого медведя и пеликана стояли чучелы обыкновенного кота и легавой собаки; за стеклом хранились челюсть слона, мамонтовые кости и лошадиное ребро, которое Ижорской называл человеческим и доказывал им справедливость мнения, что земля была некогда населена великанами. Посреди комнаты стояла большая электрическая машина; все стены были завешаны панцирями, бердышами, копьями и ружьями; а по выдавшемуся вперед карнизу расставлены рядышком чучелы: куликов, петухов, куропаток, галок, грачей и прочих весьма обыкновенных птиц. Глядя на эту коллекцию безвинных жертв, хозяин часто восклицал с гордостию: "Кому другому, а мне Бюффон не надобен. Вот он в лицах!" Спустя два дня после описанного нами разговора двух сестер, часу в десятом утра, в доме Ижорского шла большая суматоха. Дворецкой бегал из комнаты в комнату, шумел, бранился и щедрой рукой раздавал тузы лакеям и дворовым женщинам, которые подметали пыль, натирали полы и мыли стекла во всем доме. Сам барин, в пунцовом атласном шлафроке, смотрел из окна своего кабинета, как целая барщина занималась уборкой сада. Везде усыпали дорожки, подстригали деревья,...

Входимость: 3. Размер: 22кб.

Часть текста: других. Пятый любит ездить по гостям, с утра до вечера таскается с визитами, а так как в Москве иного визита нельзя сделать без подставных лошадей, то он убивает последнюю копейку на то, чтоб держать лишнюю четверню и каждый год менять свой экипаж. Шестой не ездит в гости ни к кому, но зато не пропустит ни одного публичного собрания, ни одного гулянья, ни одного народного сходбища и, -- даже трудно поверить, однако ж, это правда, -- ни одних похорон. Вы встретите его везде, где только есть люди, для чего бы они ни собрались: веселиться или горевать -- ему все равно. Этот жить не может без театра; не то, чтобы он очень любил театр, а потому что привык к своим абонированным креслам, потому что может сказать с гордостью: "Я сижу на них пятнадцать лет сряду!" Посадите его на другие, и он не станет узнавать актеров, не будет понимать, что они говорят, зачахнет, умрет со скуки. Тот любит каждый день приехать в Английский или Дворянский клуб, походить по комнатам, посидеть попеременно подле каждого карточного стола, посмотреть, как играют на биллиарде, вздремнуть в газетной комнате за "Инвалидом" и ехать в первом часу домой с усладительной надеждой, что...

Входимость: 3. Размер: 15кб.

Часть текста: дверь в спальню Анны Степановны и остановилась на пороге. -- Который час? -- Семь часов, сударыня. -- Как я заспалась сегодня! Да что ты там стоишь? Войди! Горничная вошла. За нею перевалилась за порог старуха Кондратьевна, нянюшка Анны Степановны. За Кондратьевной тащилась ключница Мавра. За Маврой две пожилые сенные девушки, из-за которых виднелись головы трех или четырех прачек: они не смели войти в опочивальню их барыни и стояли в уборной. На всех лицах изображались страх, смущение и какое-то робкое любопытство. -- Что вы, что вы!? -- вскричала Слукина. -- Зачем? Нянюшка посмотрела на ключницу. Ключница поглядела на сенных девушек. Сенные девушки поглядели друг на друга. Но никто не отвечал ни слова. -- Ну, что ж вы молчите? Зачем пришли? -- повторила грозным голосом Слукина. -- Ах, матушка Анна Степановна! -- прохрипела наконец Кондратьевна. -- Родная ты наша! -- завопила ключница. -- Да что такое сделалось? -- спросила Слукина, вставая с постели и накидывая на себя шлафрок. -- Беда, матушка! -- завизжала одна из сенных девушек. -- Такой грех, что и доложить не смеем. -- Да скажете ли вы мне, проклятые? -- закричала Анна Степановна. -- Говори хоть ты, Кондратьевна. -- Что, матушка! Несчастье, да и только. Варвара Николаевна без вести пропала. -- Как пропала? -- А так, кормилица! Сгинула да пропала. Вчера около полуночи она изволила пойти гулять в сад; Дуняшке приказала себя не дожидаться, а та сдуру-то прилегла соснуть, да и прохрапела до самого утра, окаянная. Как проснулась -- глядь, барышни нет! Постель не измята! Она в сад: и там никого. А калитка отперта! Вот как она увидела, что дело-то худо, -- ко мне! Мы подняли всю дворню на ноги, обшарили все мышиные норочки: нет как нет! -- Ах, боже мой, да что ж это значит? Неужли Варенька убежала с каким-нибудь пострелом?...

Входимость: 3. Размер: 60кб.

Часть текста: любили говорить разом на двух языках, на плохом русском и на дурном французском. Пока муж госпожи Сицкой был жив, она не могла никак вырваться из своего северо-восточного края и взглянуть на свет божий, который, как известно, светит только на Западе. Этот камчадал, то есть муж госпожи Сицкой, стоял в том, что русский дворянин должен жить в России и ездить для своей потехи за границу только в таком случае, когда это не может расстроить его домашних дел. Как ни восставала бедная Сицкая против такой вопиющей несправедливости, как ни доказывала текстами из Бальзака и Жоржа Занда, что жена вовсе не обязана повиноваться мужу, но должна была покориться этой ненавистной грубой силе (Force brutale), потому что все именье принадлежало мужу, а не ей. На сорок восьмом году своей страдальческой жизни сделалась она свободною: муж ее умер, оставив ей в пожизненное владение шестьсот душ крестьян и тысяч пятьдесят наличными деньгами. Неутешная вдова, которой на родине все напоминало о потере мужа, уничтожила пашню, посадила крестьян на оброк и отправилась за границу -- сначала тосковать на берегах Рейна, а потом порассеять свою тоску в Париже. Она прожила в нем два года, и, действительно, тоска ее рассеялась, но вместе с тоскою рассеялись и все наличные ее деньги; так надобно было, хотя на время, возвратиться опять в Россию. Вот она явилась в Петербург. Эта пышная столица севера, наполненная иностранцами, могла еще в глазах ее выдерживать некоторое сравнение если не с Парижем, то, по крайней мере, с другими городами Европы. Но Петербург ей скоро...

Входимость: 2. Размер: 21кб.

Часть текста: вперед, а меня покинули с двумя рядовыми в селе Везюме, верстах в тридцати отсюда. Мне стало легче, и я хотел на другой день чем свет отправиться догонять эскадрон; вдруг, этак перед сумерками, глядим -- по Смоленской дороге пыль столбом! Мы скорей на коня да к околице; смотрим -- скачут в медвежьих шапках, а за ними валит пехота, видимо-невидимо! Подскакали поближе -- хлоп по нас из пистолетов! Мы также, да и наутек. Обогнали наших полков десять: одни идут на Москву, другие обходом; а эскадрон-то, видно, принял куда-нибудь в сторону -- не изволите ли знать, ваше благородие? -- Нет, братец, не знаю, -- сказал Сборской. -- Послушай, Зарецкой, ты будешь держаться около Москвы, так возьми его с собою. С тобой надобно же кому-либудь быть: ты едешь верхом. Прощай, мой друг!.. Тьфу, пропасть! не знаю, как тебе, а мне больно грустно! Ну, господа французы! дорвемся же и мы когда-нибудь до вас! -- Признаюсь, и у меня что-то вот тут неловко, -- сказал Зарецкой, показывая на грудь. -- Французы под Москвою!.. Да что горевать, mon cher! придет, может быть, и наша очередь; а покамест... эй! Федот! остальные бутылки с вином выпей сам или брось в колодезь. Прощай, Сборской! Сборской отправился на своей тележке за Москву-реку, а Зарецкой сел на лошадь и в провожании уланского вахмистра поехал через город к Тверской заставе. Выезжая на Красную площадь, он заметил, что густые толпы народа с...

Входимость: 2. Размер: 57кб.

Часть текста: 4 девочки 2 мальчика Учитель Гувернантка Нянюшка Действие происходит в губернском городе, в доме Любского. ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ ЯВЛЕНИЕ 1 Г-жа Любская, Оленька, Наташа, Любский, Посошков, Вельский и Изведов. Все сидят, включая Изведова и Наташу. Любский Итак, мои друзья, спектаклю должно быть Сегодня ввечеру. Прошу не позабыть, Что ровно в семь часов начнется представленье; Потом дадим мы бал, и, верно, угощенье Весь город удивит. Не правда ли, жена? Любская Конечно, удивит. Ну, те ли времена, Чтоб праздники давать? Любский Опять браниться стала! Любская Да, да! Рублей пятьсот как будто б не бывало. К чему, сударь, зачем? Большая ведь нужда... Любский И полно, матушка! - Ну, что же, господа? Пора бы, кажется, за пробу приниматься. Изведов Конечно бы пора; но должно всем собраться. Посошков Слуги и дяди нет. Любский Да что за чудеса! Их вечно нет как нет. Вельский А скоро два часа. Посошков Мне кажется, в таких делах единодушно Все действовать должны, а это уж и скучно, Всё я, да я: толкуй, показывай, учи, Пиесу сочиняй, со всеми хлопочи. За что? Любский Ох, эти мне Бирюлькин и Лилеев! Всегда последние. Посошков От этих нам злодеев Житья уж вовсе нет, играют хуже всех... Любский Сердись на них, брани, - а им лишь только смех. Посошков Последней не хотят порядком сделать пробы. Любский Изволь их ждать! Да что за важные особы? Уж им опаздывать! - Бирюлькин, например, Ведь барин небольшой - в отставке землемер, Актер весьма плохой и человек прескучный. По милости моей имеет хлеб насущный, И если б только я хотел его прижать... Любская Вот то-то, батюшка, всех хочешь одолжать, Готов хоть всё отдать за пару комплиментов. Он год по векселю не платит и...

Входимость: 2. Размер: 29кб.

Часть текста: делать с целыми улицами, кривыми, тесными, в которых один дом стоит вкось, другой боком, третий прячется назад, а четвертый выходит вперед и захватывает половину улицы, и без того похожей на узкий переулок; тут уж горю пособить нечем. "Следовательно, -- скажет какой-нибудь насмешник, -- мы должны радоваться, что в двенадцатом году Москва почти вся сгорела". Избави, господи! Я говорю только, что она не была бы так хороша, если б ее не нужно было всю вновь перестраивать. Как жаль, что сравнение с фениксом, который возрождается из своего пепла прекраснее, чем был прежде, так часто употреблялось некстати и сделалось до того пошлым, что почти совестно употребить его, говоря о Москве. А ведь трудно найти сравнение, которое было бы во всех отношениях вернее этого, -- начиная даже с того, что Москва превратилась в пепел не случайно, не по воле врага, но по собственному своему желанию. Нельзя довольно надивиться, когда посмотришь, что сделано для Москвы в течение последних двадцати пяти лет под...

Входимость: 2. Размер: 27кб.

Часть текста: лугу, или площади, на которой разгуливали овцы и резвились ребятишки, стояла ветхая деревянная церковь с высокой колокольнею. У дверей ее, на одной из ступеней поросшей травою лестницы, сидел старик лет восьмидесяти, в зеленом сюртуке с красным воротником, обшитым позументом; с полдюжины медалей, различных форм и величины, покрывали грудь его. Он разговаривал с молодым человеком, который стоял перед ним и по наряду своему, казалось, принадлежал к духовному званию. -- Нет, Александр Дмитрич! -- говорил старик, покачивая головою, -- рано ли, поздно ли, а несдобровать нашему селу; чай, злодеи-то больно на нас зубы грызут. -- Оно и есть за что! -- сказал молодой человек, -- ведь мы у них как бельмо на глазу. Да бог милостив! Кой-как до сих пор с ними справлялись. Fortes fortuna abjuvat, то есть: смелым бог владеет, Кондратий Пахомыч! -- Конечно, батюшка, за правое дело бог заступа; а все-таки, как проведают в Москве, что в нашем селе легло сот пять, шесть французов, да пришлют сюда полка два... -- Так что ж? Будем драться. -- Вот то-то и горе! Вы станете драться, а я что буду делать? Протягивай шею, как баран. -- Эх, Кондратий Пахомыч! Да на людях и смерть красна! -- Не о смерти речь, батюшка! Когда вы, народ молодой, себя не жалеете, так мне ли, старику, ...

Поиск по творчеству и критикеCлово "EST"

Поиск по творчеству и критике
Cлово "EST"